С правом на надежду

«Так может петь только ангел», – в один голос твердили журналисты. Да она и сама больше напоминала ангела, чем земную женщину – высокая, тонкая, с длинными светлыми, раскинутыми по плечам волосами... Добрая, сердечная, кроткая, родная... В этом году Анне Герман исполнилось бы 70.

Веселый дед Мороз, пришедший на утренник в одну из вроцлавских школ без Снегурочки, шутливо оправдывался перед школьниками.

– Заболела моя Снегурка! Тяжело дедушке без помощницы. Кто Деду Морозу поможет?

– Ты споешь для детей, Анечка? – спросила мама 12-летнюю дочку.

– Конечно, спою!

Звонким, прозрачным, светлым голосом она пела знакомые всем песенки про Новый год, про зайчат, нарядивших в лесу елку. Так поют взрослые: чисто, спокойно, без лишних эмоций. Когда она замолчала, малыши зааплодировали. Про Деда Мороза, который докуривал сигарету у приоткрытого окна, все забыли. Аня готова была петь еще и еще, глаза ее радостно блестели, она чувствовала себя счастливой, как никогда. Она была от души благодарна заболевшей Снегурочке.

«Надежная» профессия

Будущая певица родилась в феврале 1936 года в узбекском городке Ургенч. Отца своего, Евгения Германа, немца по национальности, Аня не помнила: ей было всего два года, когда по ложному доносу его арестовали, отправили в лагерь и расстреляли. Чтобы выжить, мама и бабушка вместе с маленькой Анечкой скитались из одного среднеазиатского города в другой. А потом мать вышла замуж за поляка и взяла его фамилию Бернер (по иронии судьбы его звали Герман).

«Вы всегда можете поехать к моим родственникам в Польшу, они обязательно помогут», – сказал отчим перед тем, как уйти на фронт, и дал жене адрес в польском городке Новая Руда. С войны он не вернулся, и в 1946 году, собрав нехитрые пожитки, мама с бабушкой и с 10-летней Аней поехали в далекую и неизвестную Польшу – людям с немецкими корнями оставаться в Союзе было опасно. Так Анна Герман стала полькой.

Впервые о том, чем она хочет заниматься в жизни, Аня задумалась в восьмом классе. По всем предметам она училась одинаково хорошо. А самым серьезным своим увлечением считала живопись. Больше всего Ане нравилось изображать любимых артистов и делать шаржи на друзей. Свои художества она показывала только бабушке и маме. «И кто бы мог подумать? В нашей семье еще художников не было», – вздыхала бабушка, а мама долго рассматривала рисунки и молчала...

Получив аттестат, Аня решилась поступать во вроцлавскую Высшую школу изящных искусств на отделение живописи. Старенький профессор долго всматривался в ее работы, потом сказал: «Способности очевидны. Будем учиться». Аня бежала домой окрыленная: выбор сделан – она станет художницей.

– А ты знаешь, что такое нужда? – вздохнув, спросила ее мать.

– Знаю, мамочка, – сразу же став серьезной, ответила Аня.

– Дочка, даже великие мастера всю жизнь прозябали в нищете. Признание-то приходит потом, после смерти. А ты должна обеспечить достойную жизнь и себе, и мне, и бабушке!

Спорить с матерью Аня не стала. И подала документы на геологический факультет Вроцлавского университета. Геолог – это «надежная» профессия.

Вступительные экзамены выдержала и начала прилежно изучать науку о земле. Но любовь к искусству, к музыке из сердца не выбросила. «Когда ты успеваешь еще и песни сочинять?» – удивлялись ее университетские подружки, когда на вечере, посвященном окончанию четвертого курса, Аня спела две песни собственного сочинения. Девушка пожала плечами и улыбнулась: «Нравится, вот и все. У каждого есть свои увлечения. Я просто не могу без песни!»

Наверное, она бы так и пела на дружеских вечеринках, если бы не ее подруга Янечка Вильк. Большая поклонница Аниного таланта, она буквально замучила дирекцию Вроцлавской филармонии своими просьбами «посмотреть на девушку, которая так замечательно поет». Наконец, прослушивание состоялось... Сверх ожидания, Анна была зачислена в постоянный штат. Ее поздравили, предупредив, чтобы сладкой жизни не ждала: ездить придется много, репетировать тоже, а концертов в месяц будет не менее сорока. От радости Герман так растерялась, что не могла вымолвить ни слова. Представила, как обрадуются мама и бабушка: она будет получать в два раза больше начинающего инженера! Впрочем... Если бы ей предложили выступать бесплатно, она бы и на это согласилась. Лишь бы петь! Втайне она мечтала быть оперной актрисой. «С удовольствием пела бы в опере, но где вы видели умирающую двухметровую Мими?» – шутила Герман.

По окончании геологического факультета Вроцлавского университета Анна уже точно знала, какая карьера ее ждет: музыка – вот ее призвание.

Будни артистки

Варшавский Дом культуры был переполнен – на сцене выступал сам Марк Бернес. Герман, затаив дыхание, слушала, как он искренне и без надрыва исполнял свои песни. После концерта молодая певица была лично представлена Марку Наумовичу.

– Коль уж вы решили стать певицей, то знайте, на вашем пути будут не только розы, но и шипы.

Во Вроцлав она возвращалась в радостном настроении. Слова Бернеса, его концерт придали ей уверенность в будущем.

Дома ее ждало заказное письмо: актер и режиссер Юлиан Кшивка приглашал ее в свою труппу. Имя Кшивки было хорошо известно в творческих кругах.

– Слышал, слышал вас, нахожу весьма способной, но надо работать. – Сказал Кшивка Анне при встрече. – Только постоянный труд способен принести успех.

Вскоре Анна стала одной из лучших его учениц. Словно шутя, она выигрывала один за другим престижные конкурсы: в Сопоте, в Ополе, в Сан-Ремо, на фестивале в Сорренто. Но сама она постоянно ощущала недостаток профессионального образования. «Ты поедешь в Италию учиться», – пообещал ей Юлиан Кшивка. Правдами и неправдами он выбил в Министерстве культуры стипендию для обучения Анны пению в Италии.

По возвращении ее голос зазвучал более уверенно, с подъемом, легко и непринужденно. И все «завертелось, закрутилось» в привычном ритме. Переезды из одного местечка в другое, переполненные залы провинциальных театров. Теперь композиторы – и молодые, и именитые – сами разыскивали Анну, звонили ей, приезжали в гостиницу или на концерты, чтобы показать новые произведения. Но Анне мало что нравилось. В концертах она по-прежнему пела «чужие» шлягеры.

Свободного времени для встреч с мамой и бабушкой у Анны оставалось все меньше. Не было у нее времени и на молодых людей, которые начали активно обращать внимание на популярную актрису. Со своей единственной любовью Аня познакомилась благодаря счастливой случайности.

Как-то в городском бассейне к ней подошел высокий симпатичный парень и попросил присмотреть за его вещами. Анна согласилась. После купания, молодые люди разговорились. Выяснились, что незнакомца зовут Збигнев, он инженер. Анне понравилось его открытое симпатичное лицо, спокойная манера общения, которая так контрастировала с развязными повадками парней, желающих познакомиться с ней. С каждым днем Аня и Збышек (так певица стала называть своего приятеля) становились все ближе друг другу. Свободное время они теперь проводили вместе. Вот только неоднократные предложения руки и сердца Герман шутливо отвергала. «Я знал, что Аня многим нравится, – признался в одном из интервью Збигнев. – Когда я услышал ее первый раз, сразу понял, что этот талант не может принадлежать мне одному. И не имел никакого права не разрешать ей ездить на гастроли или, что самое ужасное, запрещать петь».

Вернись в Сорренто

Зал летнего театра «Эрмитаж» в Москве был заполнен до отказа. Дирижер взмахнул палочкой, и оркестр заиграл. Анна пела легко и свободно. После выступления – долгие аплодисменты и крики «браво!» На сцену сыпались цветы. Анне казалось, что в зале – давно знакомые люди, которые пришли на встречу с ней спустя долгие годы... Несмотря на то что весь ее репертуар был на польском языке, она не чувствовала себя «зарубежной звездой». Уже во время первого своего выступления она точно знала, что обязательно вернется в Советский Союз. Вот только когда… Ее гастрольный график был расписан по дням: США, Португалия, Австрия, Италия…

В 1967 году на фестивале неаполитанской песни в Сан-Ремо Анне был присужден «Оскар симпатий» – это означало, что она стала одной из самых популярных певиц Италии.

Поздно ночью она ехала в Милан. Скорость на спидометре незаметно перескочила на цифру 100, потом начала ползти вверх к цифрам 120, 130, 140, 150, 160... Водитель не сразу осознал, что теряет управление, что руль уже не слушается его, что машина с жутким свистом куда-то летит...

…Ее нашли под утро. Она лежала метрах в двадцати от машины: выбросило так далеко, что поначалу ее просто не заметили. Анна переломала себе все, что только можно – сложные переломы позвоночника, обеих ног, левой руки, сотрясение мозга. В течение долгих 12 дней она не приходила в сознание... Кто-то склонился над ней. Она услышала, как сказали по-русски со слезами облегчения: «Слава Богу, жива!» «Успокойтесь, кризис уже миновал, – Анна ясно различила голос Збышека. – Теперь все будет хорошо». Анна открыла глаза и увидела его лицо – осунувшееся, усталое...

Почти полтора года Збышек ни на секунду не отходил от Анны. Был около нее и тогда, когда ее, «упакованную» с головы до ног в гипс, перевезли в ортопедический институт – один из наиболее известных в Италии, – и тогда, когда ее везли в Польшу в самолете, на специально оборудованных носилках.

Она «приспособилась» к гипсовому панцирю, научилась стойко переносить все страдания. Ах, если бы судьба оказалась столь благосклонной! Если бы снова можно было бы окунуться в этот пестрый и удивительный мир! Уехать бы, пусть даже и с плохим оркестром, в захолустье! Просто так, бесплатно... И снова выйти на сцену! Пусть в зале сидит лишь несколько человек – неважно! Но будет сцена и зрители, и она снова увидит их лица и выражение их глаз.

В Варшавском реабилитационном центре Анна жадно читала и перечитывала письма и телеграммы, которые сотнями приходили на ее имя. Иногда сама пыталась отвечать на некоторые послания, подписываясь иронично «Сломанная кукла». Там же она написала, вернее, продиктовала, автобиографический рассказ «Вернись в Сорренто?»

В один из дней своего больничного затворничества Анна открыла письмо от Александры Пахмутовой и нашла клавир с новой песней «Надежда». Герман была поражена. Надежда! Как это слово удивительно соответствовало ее собственному состоянию души. Надеяться, несмотря на нечеловеческие страдания и вопреки приговору врачей.

Эхо любви

После того как гипс был снят, Збигнев привез Анну к себе домой в маленькую однокомнатную квартирку. Все бытовые заботы он взял на себя. Опираясь на его родное плечо, Анна, почти теряя сознание от боли, делала первые шаги по комнате. А когда на улице темнело (она стеснялась своего вида), Збышек усаживал любимую в машину и вывозил на природу, и там она заново училась ходить. Чтобы хоть как-то порадовать Анну, Збигнев взял напрокат пианино. «Збышек, Збышек! – в который раз с нежностью повторяла она его имя. – Сколько же в тебе доброты! Как ты умеешь понять меня, угадать, что мне всего нужнее...»

Однажды Збигнев пришел домой и сказал: «Знаешь, Анечка, я должен сообщить тебе одну новость. Я женюсь». Анна вздрогнула. Но не подала виду. Все понятно: сколько может молодой, здоровый и красивый мужчина возиться с калекой… «На тебе», – продолжил Збышек.

Свадьбу они сыграли в 1972 году, через 12 лет после знакомства.

Никто не верил, что она сможет самостоятельно ходить, не говоря уже о возвращении на сцену. Но природа наделила Анну не только редким голосом, но и необыкновенным мужеством. Весной 1972 года Герман начала выступления в Польше и возобновила концертные поездки. Осенью она снова приехала в СССР. Первой песней, которую она исполнила после выздоровления, была, конечно же, «Надежда». Проникновенные слова и светлый образ певицы покорили советских слушателей. Образ Герман стал навсегда ассоциироваться с сакраментальным: «Удача – награда за смелость…»

За «Надеждой» последовали и другие любимые шлягеры: «Один раз в год сады цветут», «А он мне нравится», «Эхо любви». Ее обожали: записывали, слушали, боготворили… Превозмогая боль, бодрым шагом она выходила на сцену, скрывая под длинными платьями распухшие ноги. Она никогда не стонала и не жаловалась, и зрители видели ее всегда веселой и улыбающейся. Только один Збышек знал, как нелегко это Анне дается. После концерта она буквально падала без сил. Муж гладил ее по волосам и, прижимая к себе, говорил: «Бедулька ты моя, родная моя бедулька».

В ноябре 1975 года, почти в 40 лет, наперекор всем запретам, Анна родила сына. Назвали малыша Збышеком. Казалось, счастье снова вернулось в ее жизнь. Но вслед за аварией последовала смертельная болезнь – рак. «У меня такие грустные дела, что не хочется об этом ни говорить, ни писать...» – откровенничала Анна в последнем письме к подруге. Три операции не принесли никаких результатов. В августе 1982 года ее не стало. Было ей всего 46 лет.

Уже после смерти любимой жены Збигнев нашел сказку, написанную Анной перед смертью. Это трогательная история о больной птице, за которой ухаживает ее верный муж, и о маленьком птенчике, которого больная птица любит больше всего на свете…

Сейчас «птенчику» 30 лет. Он живет с отцом, который так и не женился, в Варшаве. Он очень похож на мать. У него очень хороший голос, хоть он и стесняется петь песни своей мамы при посторонних. Что касается других детей Анны Герман, ее песен, то они продолжают жить и звучать в сердцах миллионов поклонников певицы во всех уголках земного шара, как «долгое эхо» ее необыкновенного дара и любви.